Н.С. Лесков,
Рассказ (в сокращении),
1891 г.
После окончания войны Панька, как вышел в отставку, нанялся у степных татар конские табуны пасти.
Среди татар был большой богач Хан-Джангар. Когда приезжал он лошадей продавать, то на тот час держал себя будто и покорно, но у себя в степи что хотел, то и делал: кого хотел – казнил, кого хотел -того миловал.
За отдалённостью дикой пустыни следить за ним было невозможно, и он как хотел, так и своевольничал. Но расправлялся он так не один: находились и другие татары – такие же самоуправцы, и в числе их появился один лихой вор, по имени Хабибула. И стал он угонять у Хана-Джангара самых лучших лошадей. Долго никак его не могли поймать. Но вот раз сделалась среди татар свалка, и Хабибулу ранили и схватили. А время было такое, что Хан-Джангар спешил в Пензу, и ему никак нельзя было остановиться и сделать над Хаби-булой суд, казнив его такою страшною казнью, чтобы навести страх и ужас на других воров.
Чтобы не опоздать в Пензу на ярмарку, Хан-Джангар решил оставить при малом источнике Паньку и раненого Хабибулу, окованного в конских железах. И оставил им пшена и бурдюк воды и наказал Паньке настрого:
– Береги этого человека как свою душу! Понял?
Панька говорит:
– Чего ж не понять-то! Вполне понял, и, как ты сказал, так точно и сделаю.
Хан-Джангар со всей своей ордой и уехал, а Панька стал говорить Хабибуле:
– Вот до чего тебя твоё воровство довело! Такой ты большой молодец, а всё твоё молодечество не к добру, а ко злу. Ты бы лучше исправился.
А Хабибула ему отвечает:
– Если я до сих пор не исправился, так теперь уж и некогда.
– Как это «некогда»! Только в том ведь и дело всё, чтобы хорошо захотеть человеку исправиться, а остальное всё само придёт… В тебе ведь душа такая же, как и во всех людях: брось дурное, а Бог тебе сейчас зачнёт помогать делать хорошее.
А Хабибула слушает и вздыхает.
– Нет, – говорит, – уже про это некстати и думать теперь!
– Да отчего же некстати-то?
– Да оттого, что я окован и смерти жду.
– А я тебя возьму да и выпущу.
Хабибула ушам своим не поверил, а Панька ему улыбается ласково и говорит:
– Я тебе не шучу, а правду говорю. Хан мне сказал, чтобы я тебя «как свою душу берёг», а знаешь ли, как надо сберечь душу-то? Надо, брат, её не жалеть, а пусть она за другого пострадает – вот мне теперь это и надобно, потому что я терпеть не могу, когда других мучают. Я тебя раскую и на коня посажу и ступай, спасай себя, где надеешься, а если станешь опять зло творить – ну, уж тогда не меня обманешь, а Господа.
И с этим сломал на Хабибуле конские железные путы, и посадил его на коня, и сказал:
– Ступай с миром на все стороны. А сам остался ожидать здесь
возвращения Хана-Джангара. Ждал его очень долго, пока ручеёк высох и в бурдюке воды осталось очень немножечко.
Тогда и прибыл Хан-Джангар со своей свитой.
Осмотрелся Хан и спрашивает:
– А где Хабибула? Панька отвечает:
– Я отпустил его.
– Как отпустил? Что ты такое рассказываешь?
– Ты мне велел беречь его как свою душу, а я свою душу так берегу, что желаю пустить её помучиться за ближнего… Ты ведь хотел замучить Хабибулу, а я терпеть не могу, чтобы других мучили, – вот возьми меня и вели меня вместо его мучить, – пусть моя душа будет счастливая и от всех страхов свободная, потому что ведь я ни тебя, ни других никого не боюся ни капельки.
Тут Хан-Джангар стал водить глазами во все стороны, а потом на голове тюбетейку поправил и подозвал своих:
– А ведь Паньку,сдаётся, нельзя казнить, потому что в душе его, может быть, Ангел был…
– Да, – отвечали татары все одним тихим голосом, – нельзя нам ему вредить: мы его не поняли за много лет, а теперь он в одно мгновенье всем нам ясен стал: он ведь, может быть, праведный.
