Это случилось много лет тому назад в селе Любани, Новгородской губернии. Однажды в июне, около двух часов дня, на двор одной из дач, стоявших близко к речному берегу, вбежали две девочки, полураздетые, дрожащие всем телом. С распущенных и спутавшихся волос текла вода. К неизвестным девочкам со всех углов дачи сбежались люди, испуганные их видом и мертвенной бледностью лиц. Девочки прибежали сюда, чтобы скорее просить всех спасать утонувших, потому что до их дачи еще далеко.
Услыхав это, все люди с этой дачи бросились к реке, взяв с собой одну из девочек, чтобы показала им место, где утонула их сестра; а другая девочка побежала без памяти дальше, к своей даче, чтобы позвать родителей.
Сейчас же нашлись хорошие пловцы, которые стали нырять в омут, и вытащили оттуда утонувшую девочку. Она не дышала.
Прибежавший фельдшер стал растирать похолодевшее тело девочки, стараясь произвести искусственное дыхание, но жизнь не возвращалась в окоченевшее тело.
В это время пришла мать девочек, не помня себя от ужаса и горя. Узнав, что ничто не помогает, она умоляла сделать еще что-нибудь для оживления дочери. Потом мертвую девочку положили на телегу, и мать повезла ее домой. Горничную же все не могли сыскать. Ее нашли только спустя некоторое время.
Когда сестры утопленницы пришли в себя и немного успокоились, они рассказали, как случилось это несчастье.
День этот был особенно знойный и душный. Идя к реке, все они истомились от жары, и когда пришли на берег, то горничная в одно мгновенье разделась и, не дожидаясь, пока разденутся дети, бросилась, не разбирая, в самый омут.
Случилось ли тут с горничной что, только она стала тонуть. Увидав это, старшая сестра Вера, не раздумывая ни минуты, бросилась, как была, не скинув даже платья, в реку, к утопающей. Но Вера почти не умела плавать, не осилила стремительности омута и сама начала тонуть.
Тогда вторая сестра пошла также в воду, дошла до обрыва и подала руку сестре, боровшейся в омуте. Утопающая схватила сестру за руку, но тотчас же отбросила ее руку от себя. В это время вода дошла второй сестре до рта; ей стало страшно и она выбежала из воды.
Пока вторая сестра была в воде, даже младшая девятилетняя девочка пошла в воду за нею, но, видя, что сестра возвращается, вернулась и сама на берег. И тогда-то обе сестры бросились бежать и звать на помощь.
Обе девочки в один голос рассказывали, что сестра их утонула, спасая погибшего человека, и что она ни на минуты не раздумывала, а прямо кинулась в воду, так что, видимо, она ничего не думала о своей жизни, а вся была в это время проникнута только жалостью к чужому несчастью.
Вот как умерла маленькая христианка… мы стали расспрашивать про нее и узнали, что, и жизнь ее была такой же Христовой, как и смерть. Девочка эта была очень верующая и очень хорошая. С самых ранних лет она тянулась ко всему хорошему и светлому, как молодая травка изо всех сил тянется к солнечному свету, вбирая его в себя и от этого становится все зеленее и выше. Это был всегда радостный и ласковый ребенок, и каждому бывало с ним весело и хорошо, – столько искренней любви светилось из больших синих глаз девочки, столько любви было в ее обращении со всеми.
Многие люди бывают маленькими детьми добрыми и кроткими, но, подрастая, начинают черстветь и грубеть, в Вере же любовь делалась с годами только глубже и сильнее. Вместе с тем она становилась очень умна; она много читала и передумывала.
Она слушала, как при ней читали иногда что-нибудь из Евангелия, и ей казалось тогда, точно из этой книги говорит с ней Кто-то такой родной, дружный с ней, и говорит все так прекрасно, что у ней слезы навертывались на глаза и маленькое сердце ее согревалось невыразимым теплом.
И Вере казалось, что это самая нужная для нее книга, что она должна читать ее сама и перечитывать, и она просила мать, чтобы та подарила ей Евангелие. Вере было тогда только одиннадцать лет, и мать долго не соглашалась исполнить ее просьбу, говоря, что ей рано читать такую книгу, что она не поймет ее своим ребяческим умом. Но девочка просила неотступно, и мать, наконец, подарила ей Евангелие. Она знала все четыре Евангелия наизусть. Но не это было удивительно: наизусть выучить Евангелие может всякий. Удивительно было то, как хорошо понимала она, чему учило Евангелие.
Прежде всего, она поняла из Евангелия, что нельзя жить для себя только, а надо жить для всех, всех надо любить, со всеми всегда надо быть кроткой и ласковой, всем надо быть слугою, а больше всего надобно жалеть и помогать тем, кого некому пожалеть – всем людям нуждающимся, голодным и холодным.
Также рано поняла она, что надо быть всегда правдивой, что надо везде и всегда искать только одну правду и говорить всегда правду и не бояться ничего, если тебя обидят, заругают или чем-нибудь накажут за эту правду. И что всегда надо быть чистой сердцем, как деточки маленькие, в которых ни крошки нет ничего злого; и как от деточек всем вокруг веселее становится, так и самой надо стараться быть такой, чтобы всех вокруг себя радовать и утешать, как солнце на небе радует: и добрых и злых, никого не разбирает, всем светит и всех греет.
Все это она поняла из Евангелия, а потом с годами открылось ей еще многое другое. И этот ребенок хорошо понял, для чего нужно жить, во что надо верить и что надо любить всей душой: жить нужно для правды; верить надо в Бога, а Бог есть Любовь, как говориться в Евангелии; любить же всею душою надо всех людей, как милых и дорогих братьев.
И вся душа Веры доверчиво потянулась навстречу этому учению любви, правде Христовой. Она твердо верила, что всем надо и всем можно жить так, как учил людей жить Сын Божий, Господь наш Иисус Христос; и когда говорила это взрослым, и некоторые пытались уверить ее со снисходительною улыбкой, что жить так почти невозможно, то она отвечала на это: “Значит, вы не верите в то, чему учил Христос. Нет, если верить, так уж верить!”
И говорила она это с таким горячим убеждением, что взрослые невольно замолкали, а она всегда как-то особенно выразительно повторяла еще: “Верить, так верить!”
Она много читала в свободное время. Больше всего она любила читать о жизни и учении Иисуса Христа. Кроме того, она особенно любила читать историю и путешествия.
И все, что она читала о жизни людей, она оценивала по-своему: там, где народы жили в согласии между собой, где они вели жизнь мирную, тихую, дружескую, там, говорила она, люди жили так, как должны всегда жить. Когда же она читала о войнах, кровопролитиях, и вообще о каких бы то ни было жестокостях и притеснениях одних людей другими, она всегда с горячим негодованием порицала такие поступки людей.
Она горячо порицала всегда – никем и ничем не стесняясь, – всякую несправедливость, которую видела, или которую ей приходилось прочесть или услышать. Лицо ее всегда разгоралось в такие минуты, точно от какого-то глубокого стыда за людей, и в дрожащем голосе звенели слезы.
Насколько она любила всех, настолько же она ненавидела всем сердцем злобу и ложь, у кого бы ее ни встречала. Она прощала все это людям, но считала, что большой грех скрывать от людей правду, когда они делают злое.
Она никогда не лгала. Как она верила и говорила, так и жила, стараясь делать все то доброе, что могла и умела.
Средства ее родителей были очень скромные. Дарили они иногда дочерям 20 – 15 копеек на гостинцы, и у Веры иногда собирался из этого какой-нибудь рубль; но никогда она ни разу не купила себе ничего. Что же она делала со своими маленькими деньгами? Семейство ее посещали иногда знакомые, бедные и крайне нуждавшиеся люди, и девочка клала потихоньку деньги в карман их платья, висевшего в прихожей, а когда случалась ей бывать у этих людей, то она клала деньги тихонько им под подушку. Когда же это обнаруживалось и ее спрашивали, не она ли это сделала, то она, вспыхнув, как огонь, уходила, ничего не ответив.
Жертвуя тем малым, какое она имела, Вера пожертвовала и всею жизнью, когда это понадобилось.
И в самые предсмертные свои минуты она сделала то, что может сделать только человек, в котором ничего, кроме любви, не осталось. Вспомните, что, когда вторая из сестер дошла в воде до омута и подала руку сестре, боровшейся силою воды, то утопающая схватила эту руку и затем сию же секунду бросила. Это она сделала сознательно, потому что покойная девочка много раз говорила, что когда человек тонет, то надо схватить утопающего, не допуская, чтобы утопающий схватил спасающего, иначе спасающий может погибнуть. Она вычитала это в какой-то книге. Поэтому надо думать, что она вспомнила эти слова свои в ту минуту, когда схватила руку сестры, а сама затем навсегда погрузилась в речную глубь.
Вот почему, когда вечером того же дня, в который случилось это несчастье, в доме, где жила покойная девочка, раздавались унылые напевы панихиды, что-то особенное, глубоко трогательное было на сердце у всех собравшихся родных и близких. И застланные слезами глаза жарко молившейся матери и сестер с бесконечной любовью глядели туда, где лежало чистое, невинное тело четырнадцатилетней девочки, почти ребенка, без колебаний отдавшего свою жизнь в жертву святой любви.
И на белевшем сквозь туман кадильного дыма спокойном, прекрасном лице девочки лежала застывшая кроткая и приветливая улыбка, точно она говорила всем собравшимся: “Я сделала свое дело, делайте же и вы свое!”
По Горбунову-Посадову.
